Пять овечек

Польская сказка

За тремя горами, за тремя лесами, над быстрой речкой замок стоял. И в замке том богатый и знатный рыцарь жил — гроза всех врагов.
Богатств его не счесть. Тысячи мешков зерна собирали крестьяне с его необозримых полей. Табуны лошадей, стада овец и коров паслись на бескрайних его лугах. Великое множество зверей и птиц водилось в его лесах.
Злато и серебро рекой текло в сокровищницу рыцаря.
Была у рыцаря и дружина бравых молодцов — лихих удальцов.
Когда враг отчизне угрожал и король грамоты рассылал — защитников созывал, рыцарь первый в королевский замок с дружиной являлся. Первый кидался в жаркий бой, жизни не Щадил.
Все-то у него есть: и власть, и слава, и богатство, и жена-красавица, только детей нет.
— Кто утешит, приласкает нас в старости? — горюет жена.
— Услышу ли милое сердцу слово «отец»? — сетует рыцарь.
Шли годы.
И вот нежданно-негаданно подступил к границам королевства могучий враг.
Грозится неприятель всех людей истребить, все города и села огнем спалить.
Король кликнул клич: на войну всем идти, родную землю защищать.
Простился рыцарь с любимой женой и на далекую войну отправился.
Полгода спит он в седле, одной рукой ложку с похлебкой ко рту несет, другую на рукояти меча держит.
Разбили врага наголову, и поспешил рыцарь со дружиной в
обратный путь.
Едут они, едут, а кругом равнина бескрайняя, камнями усеяна, сухой травой поросла. Ни деревца, ни кустика. Солнце жжет-палит, а схорониться негде, жажду утолить нечем.
Едут они день, едут второй, вот и третий день на исходе.
Чуть живые кони, чуть живые люди.
Храбрые воины приуныли, головы повесили. Кони еле бредут, об острые камни спотыкаются.
А солнце палит, горячий ветер в лицо тучи песка метет.
Воды! Воды! В ней спасение!
А тут ни речки, ни озерца, ни самого что ни на есть маленького
родничка.
Делать нечего, пришлось остановиться — дальше ехать невмоготу. Не погибли на войне от вражеской сабли, знать, от жажды погибнуть суждено. Упали воины на землю, лежат, не шелохнутся, точно мертвые.
Кони головы понурили, дышат с присвистом.
Вот посылает рыцарь одного воина воду искать — тот ни с чем возвращается. Посылает другого — опять ни с чем! Восемь раз посылал, восемь раз воины без воды возвращались, а на девятый он сам пошел. «Может,— думает,— мне посчастливится».
Только взошел он на песчаный холм, свежестью, прохладой
повеяло.
Смотрит — колодец внизу! До краев водой полон, а поверху
золотой ковшик плавает.
Хочет рыцарь ковшиком воду зачерпнуть, а ковшик ускользает, в руки не дается.
Раз попробовал, другой, третий — не дается ковшик в руки,
да и только!
«Ладно,— думает рыцарь,— без ковшика обойдусь».
Снял с головы шлем и над срубом наклонился. А кудри по плечам рассыпались и в воду упали.
Пьет рыцарь, пьет, никак не напьется. Наконец утолил жажду и чует: возвращается к нему прежняя сила.
Теперь дружину позвать надо.
Хочет рыцарь уста от воды оторвать, голову поднять, плечи расправить, да не тут-то было!
Словно держит его кто-то крепко за волосы и вниз тянет.
Ухватился он двумя руками за колодезный сруб, коленками уперся и голову над водой приподнял. Приподнял — и от ужаса
обомлел.
Из колодца, глаза в глаза, чудище на него глядит: голова жабья с бадью, рот от уха до уха, глазищи как лукошки, вместо рук — клешни рачьи.
Вот этими-то клешнями и вцепилось чудище рыцарю в волосы,
держит и не пускает.
— Пусти! — взмолился рыцарь.
— Ква-ква-ква! — засмеялось чудище.— Ишь чего захотел! Так легко от меня не отделаешься. Я давно тебя тут поджидаю. Ты мою воду пил, теперь плати.
— Говори, кто ты таков и чем тебе за воду заплатить?
Высунулось чудище из колодца наполовину — рыжая бородища раскинулась по воде, точно ржавые водоросли, каждый волосок поодиночке шевелится.
— Я — Кощей Меднобородый, владыка подземного царства. Отдай мне, чего дома не знаешь.
Призадумался рыцарь:
«Чего бы это я дома не знал? Кажется, все знаю. Может, из столицы мешок серебра прислали или кошель золотых? Не до денег сейчас, надо свою жизнь спасать, дружину из беды выручать».
Взял да и согласился,
— Отпусти меня,— говорит,— сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.
— Ква-ква-ква, вижу, ты человек сговорчивый. Дай мне перстень в залог, тогда отпущу.
Снимает рыцарь с пальца золотой перстень, а на перстне герб родовой — три серебряных звезды в изумрудном поле,— и протягивает Меднобородому.
Чудище перстень в жабью пасть хватает и говорит:
— Пока перстень у меня, ты мой должник. Сказало и выпустило из клешней кудри рыцаря.
— Дозволь и дружине моей напиться из твоего колодца,— просит рыцарь.
— Пейте на здоровье, ква-ква-ква! — заквакала жаба и исчезла в колодце.
Разгладилась вода, а золотого ковшика как не бывало. От воды прохладой и свежестью веет, весело поблескивает она на солнце.
Рыцарь обернулся и крикнул зычным голосом:
— Вода! Вода!
Заслышав волшебное слово, вскочили воины на ноги — откуда только сила взялась! — и к колодцу. Сами напились и коней напоили.
И в путь пустились. На другой день к вечеру подъезжают к замку.
А их с дозорной башни еще издали заметили.
Народ к воротам бежит: «Едут! Едут!»
Барабаны застучали, трубы затрубили, все ворота настежь распахнулись, все мосты опустились, знамена развернулись.
Спешат слуги навстречу победителям с хлебом-солью.
Отроки в два ряда выстроились, горящие факелы держат.
За ними простой люд толпится.
А на крыльце жена рыцаря в кругу придворных дам сидит и держит на коленях в пуховом одеяльце дочку, что неделю назад народилась.
Въехали воины во двор. Народ цветы под копыта коней бросает. Рыцарь спешился и по цветам к жене бежит.
— Муж дорогой, у нас дочка народилась! — говорит ему жена, а сама от радости так и светится.
Остановился рыцарь как вкопанный, пошатнулся, закрыл лицо руками и заплакал.
Смолкли гомон и шум. Тихо сделалось, будто вокруг ни
души.
Только плач рыцаря в тишине слышится.
«Что такое? — дивится народ.— Видно, с горя, что не сын, а
девчонка...»
Отчего храбрый рыцарь горько так плачет, никому невдомек. Ведь только он страшную правду знает. Только он видел, как из колодца жабья пасть выглядывала, как рыжая бородища, точно водоросль, по воде плавала, а рачьи клешни в волосы вцепились и держали крепко, не отпускали. Только он свое обещание помнит:
«Отдам тебе, чего дома не знаю».
Назвали девочку Радуней — ведь она радость в дом принесла.
Плывут по небу облака, струится вода в речке, дни за днями
бегут.
Вот Радуня уж на ножки встала, по комнате семенит. А вот и по дорожкам садовым бегает. А там и шерсть мотать помогает матери, с отцом в поле скачет на коне.
Лет с десяток прошло, и Радуня победителей на турнирах награждает и краснеет, как маков цвет, когда рыцарь перед ней на колено опускается.
Вошла Радуня в лета, помолвили ее с рыцарем по имени Радо-
слав.
Назавтра свадьба. В замок гости съехались.
А нынче девичник. В последний раз веселится невеста со своими подружками.
Завтра косу ей расплетут, чепец наденут и среди женщин посадят. Не плясать ей больше, не веселиться с подружками.
На кухне варят-жарят, свадебный пир готовят.
А в особой горнице тетка Радуни с помощницами-каравай-ницами каравай месит. Месят они тесто, а сами пляшут, песни поют, смеются, шутят.
Потому примета есть: если весело караваю в квашне, если радостно караваю в печи — вся жизнь молодой в радости и веселье пройдет.
Вдруг у ворот шум да крик. Музыка играет, кони ржут, кнуты щелкают — это дружина Радослава за невестой приехала.
Подружки бросили венки плести, перестали петь, плясать, к воротам бегут.
И как древний обычай велит, Радослава от ворот прогоняют. Не хотят ему Радуню отдавать.
Дружки жениха за воротами поют:
Отворяй-ка, батюшка, ворота, На невесту нам взглянуть охота. Крепкие запоры отмыкай, Жениху невесту отдавай.
А подружки хором в ответ:
Замуж наша девица не хочет, Пусть она в венке еще походит, Не пришла, видать, ее пора, Уезжайте с нашего двора.
Опять дружки поют:
Лучше отворите, А не то мечом Мы ворота Мигом В щепки иссечем.
Радуня сидит одна в горнице. Слышит песни и улыбается. Знает: ворота не заперты, только палочкой заложены. Толкнется конь мордой, они и распахнутся настежь.
Въедет дружина жениха на двор с криком, с шумом, будто во вражеский замок ворвалась.
А подружки переполошатся и с визгом к Радуне кинутся.
Тут и венки раздавать пора. А венков наплели они с подружками — не счесть! Все стены увешаны. Самый красивый — калиновый, золотой нитью перевитый, серебряными блесточками усыпанный — для любимого жениха.
Радуня одна в горнице.
Окошко настежь раскрыто, под окошком речка журчит, вдоль берега липы цветут. На воде играют лучи закатного солнца, в ветвях гомоздятся птички — на ночлег устраиваются.
Вдруг вспенилась вода в реке, волны о берег ударились. Птицы в страхе разлетелись.
Затрещали кусты, и послышался голос скрипучий, в замке до той поры не слыханный:
— Ква-ква-ква, иди-ка сюда! Ты мне обещана, по доброй воле отдана!
Идет Меднобородый, как утица, вперевалку. Глазищи выпучил, клешни выставил. Идет — рыжей бородой землю метет.
К окну подошел, Радуню клешнями схватил и в реку утащил.
И никто ничего не видал, никто ничего не слыхал.
Вбегают дружки в горницу с песней:
Мы ворота крепкие сломали, На конях на борзых прискакали, Девице поклон от удальцов: Наплела ли ты для нас венков?
— А где же невеста?
— Радуня! Радуня! Ни отзыва, ни отклика.
И стар, и млад, и беден, и богат, сколько ни есть в замке людей — все кинулись невесту искать.
Женщины в горницах ищут, во все углы-закоулки заглядывают.
В саду, во дворе Радуню кличут.
Мужчины на коней вскочили — по окрестным полям, лесам рыщут.
Рыбаки на лодках по реке плывут, баграми дно обшаривают.
Псы ощетинились, рвутся с лаем к реке и в воду ныряют.
Почуяли, видно, куда похититель со своей добычей скрылся.
Где невеста?
Никто не знает, не ведает. Один только отец о страшной правде догадывается.
Засветил он лучину — на полу следы огромных клешней
виднеются.
А за раму длинный рыжий волос зацепился, по ветру вьется,
молнией сверкает.
— Он, он тут был... В подземное царство ее утащил... ...Долго ли, коротко ли, приплыл Меднобородый в столицу
подземного царства.
Привел он Радуню во дворец и говорит:
— Отныне будешь ты моей служанкой. Смотри не вздумай мне перечить, не то несдобровать тебе. Вот тебе на сегодня урок: отмой, отскреби во дворце все лестницы.
На другой день Меднобородый приказывает:
— Вымой во дворце окна все!
На третий день велит он Радуне с крыши ил счистить и украсить ее ракушками.
Что ни день — новую работу задает.
Радуется Меднобородый, что уволок человека в подземное царство и служить себе заставил.
Надулся от важности — того и гляди, лопнет, задрал жабью голову, на весь дворец квакает, клешнями щелкает.
— Хоть у меня ни солнца золотого нет, ни месяца серебряного, как на земле, а ты служить мне должна, воле моей покоряться. Вот какой я могучий, ква-ква! — похваляется.
Радуня все его приказания исполняет, не смеет ослушаться. Спит Радуня на чердаке, объедками на кухне кормится.
В голове у нее шумит, в глазах темно, от непосильной работы руки-ноги отяжелели, словно свинцом налились. Но не плачет она, не отчаивается. Чует сердце: избавление близко.
Сколько прошло времени, не знает Радуня: не всходит и не заходит тут солнце. Тут вечный мрак царит.
Не шелестят тут листья — одна вода журчит. Ни деревца, ни птички не увидишь. За окном диковинный коралловый куст раскачивается да пугливые рыбки проплывают.
^ Нет тут ни собак, ни кошек. По полу уродливые раки да скользкие угри ползают.
Тоскует Радуня по ясному солнышку, по светлому месяцу, по зеленой травке, по дому родительскому. Да делать нечего, приходится чудище ублажать, приказы его исполнять.
Вот как-то говорит ей Меднобородый:
— Нынче спальню мою хорошенько прибери. Замети, отовсюду сор выгреби, только печку смотри не трогай.
Прибирает Радуня горницу и видит: над ложем чудища коралл висит, на коралле — золотой перстень, на перстне — три серебряных звезды в изумрудном поле.
Радуня пыль с коралла смахивает и с перстня глаз не сводит.
Чудно ей: откуда этот перстень тут взялся? Ведь три серебряных звезды в изумрудном поле — их родовой герб, что над воротами замка висит.
Прибирает Радуня горницу, а перстень с серебряными звездами нейдет из головы. Как он тут очутился?
Задумалась она и позабыла наказ Меднобородого печку не трогать. Чистит она топку, золу выгребает, запечье обметает.
А стала поленья в печи укладывать, смотрит — под ними пять веретен лежат.
Вынула их Радуня из печи, обтерла, на полу в ряд положила и говорит:
— Веретенца точеные, что же вы зря в печи пропадаете, пряжу не прядете?
Что за диво! Не успела договорить — веретенца овечками обернулись.
Стоят пять овечек. Одна в одну: беленькие, кудрявые. Копытцами разом стукнули и говорят человечьим голосом:
— Добрая девушка, ты от злых чар нас избавила. В награду покажем мы тебе дорогу из подземного царства на землю. Бежим вместе с нами! Да перстень возьми с собой! Пока перстень у Меднобородого, ты служить ему должна.
Обрадовалась Радуня, засмеялась, в ладошки захлопала. Перстень схватила и крепко-накрепко завязала в уголок платка. А как глянула на овечек — опечалилась.
— Как же я за вами поспею? — говорит она.— У вас по четыре ножки, а у меня только две и те еле ходят, тяжелые, как свинцом налиты.
— Не печалься! Только бы нам из дворца на широкую дорогу выбраться.
Бегут овечки из горницы в горницу, копытцами по полу стучат.
А вот и широкая дорога, что под морским дном идет и на землю ведет.
Остановились овечки на дороге, и говорит первая овечка Ра-дуне:
— Садись, мы тебя понесем!
— Встанем рядом, а ты нам на спины, как на белую скамеечку, садись да покрепче держись, не то упадешь,— говорит другая.
А третья молвит:
— Ты худенькая, как пушинка легонькая, такая ноша нам под силу!
— Только бы Меднобородый до времени нас не хватился, морем за нами не. погнался да не поймал, как станем на берег выходить,— говорит четвертая.
— На земле он не поймает нас. Где ему на своих утиных лапах за нами угнаться,— говорит пятая.
Встали овечки рядом. Села Радуня им на спины, как на белую скамеечку, и пустились овечки бежать.
Бегут, бегут овечки, а дорога все не кончается, тьма не проясняется.
У Радуни сердце от страха замирает:
«Вдруг дорога на землю не выведет? Придется нам или с голоду помирать, или к Меднобородому возвращаться».
А овечки знай бегут, не останавливаются.
Вот мрак редеть стал, свет впереди забрезжил, а вон и оконце на землю.
В оконце солнышко золотое заглядывает, деревья зелеными ветками машут, с далеких полей запах спелых хлебов доносится...
Выскочили овечки через оконце на землю и помчались от моря прочь. А Меднобородый уже пропажу заметил и море переплыл. Знает он: по суше далеко на утиных лапах не уйдешь.
И плывет вдогонку за беглянками подземными озерами, да реками, да протоками.
Овечки по земле бегут, а Меднобородый под землей за ними гонится, не отстает.
Бегут овечки час и два, бегут третий. Уже солнышко к закату клонится.
А тут озеро на пути, да такое большое — другой берег чуть
виднеется.
Как озеро переплыть? Меднобородый вот-вот их догонит.
Радуня на землю соскочила, к солнышку руки протянула и просит:
Солнце, солнце ясное, Светишь ты на славу!
Перекинь над озером Золотую лаву!
Услыхало солнце, перекинуло через озеро золотые мостки. Бегут по мосткам пять овечек в ряд, звенит под копытцами золото, брызги во все стороны разлетаются, рыбы в страхе шарахаются.
Вот и другой берег! Бегут овечки, торопятся.
А Меднобородый — раз-два! — озеро переплыл и под землей гонится, не отстает.
Прибегают овечки на край пропасти. Пропасть широкая — не перепрыгнешь, глубокая — дна не видно, и по камням с грохотом бешеный поток мчится.
На землю ночь спустилась. Из-за леса показался месяц и отправился странствовать по небу. Звезды перед ним расступаются, голубыми, зелеными, красными фонариками вслед ему светят.
Как через пропасть перескочить? Вот-вот их Меднобородый догонит.
Радуня на землю соскочила, к месяцу руки протянула и просит:
Месяц, месяц ясный, Ты король средь звезд! Перекинь над пропастью Серебряный мост!
Услыхал месяц, перекинул через пропасть серебряный мосток.
Пять овечек по кладке в ряд бегут, под копытцами серебро звенит, громкое эхо от скалы к скале перекатывается, летучие мыши в страхе в разные стороны разлетаются.
Вот и другой край пропасти! Бегут овечки дальше, торопятся.
А Меднобородый — раз-два! — поток переплыл, что по дну пропасти с грохотом мчится, и опять под землей за беглянками гонится.
Овечки по земле бегут, а он под землей плывет, не отстает.
Овечки из сил выбились.
Что это там впереди темнеется?
Стоит посреди дороги высоченная гора. И снизу на нее не подняться, и сбоку ее не объехать. И ни кустика на ней, ни былинки, даже мох и тот не растет.
Вдруг видят они — стая диких уток летит.
Радуня на землю поскорей соскочила, руки к птичьей стае протянула и просит:
Утки, утки быстрые, Под сизою тучей! Одолжите крылья нам, Чтоб взлететь над кручей!
Услышали дикие утки, по три разделились, подняли вверх по овечке, подняли Радуню и понесли на крыльях.
Через тучи пробились, через горы-скалы перелетели и опустились по другую сторону.
Выставил Меднобородый из-под земли жабью морду, выпучил глазищи. Смотрит — с гор потоки не бегут, не бурлят, не пенятся водопады.
Как через горы перейти?
Делать нечего, стал Меднобородый по отвесным скалам карабкаться. Рыжей бородой за уступы цепляется, клешнями подпирается, зубами за камни хватается.
Да не посчастливилось Меднобородому — сорвался он с половины горы, полетел в пропасть и рассыпался мелким прахом.
Прибежали овечки в замок.
Радуня на землю соскочила и отцу с матерью иа шею кинулась.
Заметил рыцарь у дочери свой перстень, схватил его дрожащей рукой и говорит:
— Послушайте, дочка дорогая, жена любимая, расскажу я вам страшную правду, ничего не утаю. Не давала она мне покоя с той минуты, как увидел я тебя, Радуня, у матери на коленях.
И рассказал, как дружина умирала от жажды в пустыне, как он колодец нашел и пообещал чудищу отдать то, чего дома не знает.
— Теперь я стражу расставлю подле каждого колодца, повсюду, где вода есть: на речке, на пруду,— говорит рыцарь.
А Радуня в ответ:
— Не тревожься, отец, и стражу не расставляй, не нужна она больше. Дикие утки видали, сорвался Меднобородый со скалы, упал в пропасть и мелким прахом рассыпался. Видали и мне рассказали.
Тут сыграли веселую свадьбу. И зажили молодые дружно да хорошо в замке Радослава, а белые овечки — с ними.
Любит их Радуня, точно сестер родных.
Рано поутру Радуня с овечками солнышко встречает, а вечером — месяц и диким уткам навстречу выходит, когда они мимо летят. Солнышко за мост золотой благодарят, месяц — за кладку серебряную, а уток — за то, что на крыльях перенесли через горы-скалы поднебесные.

Подпись автора

~If the sky falls, we shall catch larks.~