В Давосе, куда Медведев, по его собственному признанию, прибыл, «чтобы рассказать правду о России», премьер заявил, что никогда не исключал для себя возможности вновь баллотироваться в президенты, но добавил: его решение будет зависеть в том числе и от того, как сложится политическая судьба сил, стоящих у власти. «Я никогда ни от чего не отказывался, но мне нравится моя работа, я должен довести эту часть работы и прожить эту часть своей жизни», – сказал Медведев, добавив, что конкуренция между ним и Путиным невозможна. «Я считаю, что это было бы неправильно. Я думаю, это невозможно, – заявил он. – Мы относимся к одной политической силе, зачем нам конкурировать?»

Назвать конкуренцией рокировку, устроенную Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым в 2008 и 2012 году, действительно невозможно, но вплоть до осени 2011-го главным в российской политике был вопрос о том, пойдет ли Медведев на второй президентский срок или же уступит кресло в Кремле старшему партнеру по тандему. В итоге президент Медведев, модернизационную риторику которого поддержала часть общества, из соображений лояльности совершил политическое харакири, после чего перешел в прямое подчинение Путину, а его немногочисленные инициативы были свернуты.

Сейчас, когда вместо президентского кресла эксперты в голос прочат Медведеву отставку, подобные амбициозные заявления со стороны премьера являются скорее попыткой защитить свои позиции, нежели декларацией о намерениях. Однако вопрос о президентских выборах — 2018 в контексте российской политической системы является вполне логичным. Напомним, что в марте 2012 года у кандидата в президенты Владимира Путина тоже уже интересовались, намерен ли он участвовать в следующей политической гонке.

Возвращение Путина в Кремль вновь ставит перед страной вопрос о перспективах трансформации власти – точно так же, как это было и в период 2004-2008 годов. Но после отстранения Медведева пространство для маневра у Кремля резко сузилось — элиты, да и не только они, все больше укрепляются во мнении, что в России существует лишь «незаменимый» Путин, альтернативы которому попросту нет. Ситуация усугубляется кажущейся неспособностью оппозиции к консолидации, а также маневрами власти, ограничивающими пространство демократического дискурса и исключающими возможность выхода из подполья «политических тяжеловесов», способных вступить в конкуренцию с действующим президентом.

Не исключено, что унизительное отстранение Медведева от власти нанесло непоправимый урон «институту преемничества», основы которого были заложены в 1999 году Борисом Ельциным. Данные опроса «Левада-центра» свидетельствуют о том, что все больше россиян хотят видеть президентом именно Владимира Путина и после истечения его нынешних полномочий. С марта по декабрь количество сторонников четвертого срока для него выросло с 17 до 23 процентов, при этом число тех, кто видит третий президентский срок Путина последним, с августа по декабрь сократилось с 50 до 43 процентов. В случае если подобная тенденция укрепится, возможные попытки Кремля выдвинуть новый центр силы будут восприняты со скепсисом и лишь ввергнут консолидирующуюся вокруг нынешнего президента элиту в нежелательное замешательство.

Владимир Путин удивительно долго сохраняет запас прочности, но в наступившем электоральном цикле ему будет все труднее и труднее поддерживать свой рейтинг. Противники действующей власти уже попытались использовать выборы как повод для консолидации протестного электората, и не исключено, что, если Кремль решится повторить фокус с преемником в 2018 году, передача «трона» (даже при условии реального отхода Путина от власти) может стать катализатором действительно массового протестного движения. Панацеей от «синдрома вынужденного путинизма» мог бы стать отказ от президентской модели правления и замена «преемника» сильной партией Путина. Но за последние годы, пожалуй, ни один институт в России не удостаивался столь презрительных комментариев, как парламент, да и избавиться от «Единой России» в условиях сохранения выборности региональных парламентов Кремлю будет чрезвычайно тяжело.

По большему счету, траектория дальнейшей трансформации режима зависит исключительно от того, удастся ли Владимиру Путину сохранить и не растерять в ближайшие годы благосклонность электората (и, соответственно, легитимность собственной власти). При условии достаточной поддержки и ослабления оппозиции он вполне способен преодолеть и этот барьер, пусть и ценой резко возрастающих рисков для власти в случае непредвиденных событий. В любом случае общественное мнение становится ключевым фактором внутренней политики, а это – с учетом выраженной фобии социальных потрясений, от которой страдает команда президента – грозит введением негласного моратория на все реформы, способные поколебать стабильность власти, и режим добровольного бездействия будет усугубляться по мере приближения выборов 2018 года.

В ближайшей перспективе перемещение Путина в Кремль снижает неопределенность, но ставка на лояльность элит и их вынужденная консолидация вокруг фигуры национального лидера происходят в ущерб качеству проводимой политики, сокращая без того небольшую восприимчивость режима к критике. При этом вероятность неверной реакции на стремительно изменяющийся политический фон повышается. Любая же серьезная ошибка может привести к непредсказуемым изменениям общественного мнения, что, как отмечалось выше, способно поколебать авторитет президентской модели власти. В итоге Кремль будет вынужден все чаще прибегать к ручному управлению системой, закручивая гайки в ответ на новые угрозы.

Неизвестно, какой именно сценарий попытается реализовать в 2018 году Владимир Путин, но очевидно, что издержки используемой для этого тактики уже сейчас превышают возможные выгоды. Циклы электоральных лихорадок становятся для России не инструментом поддержания легитимности и сохранения власти, но, напротив, опасным и дестабилизирующим политическую систему страны фактором.

Антон Ключкин