Фанфики по одному из моих любимых аниме... (почему то пейринг соби и ке мне особо нравится)Чужой ключик
Автор (C): Jo_I
Бета: Eswet
Пейринг: Соби/Кё
Рейтинг: NC-17
Жанр (genre): drama/angst
Предупреждения: ОМП,ОЖП
Написан ко дню рождения Соби
1.
Обидно было быть недоумком.
Сначала ты думаешь, что твоей вины в этом нет – какая уж тут вина, если родился таким? Потом начинаешь понимать, что, что бы ты ни делал, исправиться тебе не дано. Судьба или диагноз – оба слова определяют неизбежность.
Кё всегда подозревал, что с ним что-то не так: ну как может нормальный человек трястись перед воротами школы, воспринимая порог классной комнаты как невозвратную черту, за которой начинается чужой мир, полный опасностей и невидимых ловушек?
Нормальный человек схватит рюкзак и побежит учиться, дожевывая сухой тост. Кё аккуратно мыл за собой тарелки, очень медленно, вдумчиво завязывал шнурки и понуро брел туда, где не было никого, кому было бы до него дело.
Сначала он чувствовал себя очень неуютно, как в колючем свитере, который заставляет чесаться без причины. Он часто думал, чего б ему такого сделать, чтобы на него обратили внимание или перестали обращать вообще. Подружиться с заводилами не удалось, девчонки морщили носики в его сторону – слишком щуплый, кости тонкие, мускулатуры особенной нет. Рядом с таким, как он, любая выглядела бы нелепо – кому ж такого захочется?
Кё думал, что ему нравятся девчонки, и очень переживал.
Потом появилась Рури. Курносая, с ямочками на щеках и длиннющими, невозможно красивыми волосами, она вошла в класс и посмотрела прямо на него, весело и как-то особенно тепло. Кё тогда не понял.
Потом прочел в журнале для мужчин статью о «признаках заинтересованности в вас женщины», и до него дошло, что Рури строит ему глазки.
Он был счастлив, но это непостижимым образом испортило их отношения – там, где Кё мог свободно болтать с Рури о всякой ерунде, появились потные ладони, боязнь неприятного запаха изо рта и сухих, обветрившихся губ.
Это была первая любовь.
Кё думал рассказать об этом матери, но та, никогда особенно не интересовавшаяся личной жизнью сына, вряд ли располагала к откровенности.
Мама у Кё была совершенно особенная: она не любила гулять в парке с другими женщинами, не общалась со своими сестрами, презирала родственников отца, считавших ее и Кё не слишком удачными прибавлениями к их кругу, проводила массу времени перед телевизором или за швейной машинкой.
- Когда станешь бабушкой, Ами?
- Отстаньте от ребенка, ему только пятнадцать, - хмуро отвечала она на расспросы соседок.
Казалось, ее совсем не волновали такие насущные для всех матерей вопросы продолжения рода или появления новых родственников в доме.
- Рури звонила, - равнодушно сообщала она сыну, не поднимая головы от швейной машинки.
Кё очень тихо говорил «спасибо, мама», но та вряд ли слышала, окруженная тарахтением механизма и болтовней телевизора.
С появлением Рури Кё почти поверил, что он вовсе не недоумок. Его перестали задирать из-за всякой ерунды, а одна из классных королев даже сказала, что «в чем-то понимает Рури». Та горделиво шагала рядом с ним, всячески демонстрируя переплетенные пальцы их сцепленных рук.
Кё был счастлив, пока в параллельном классе не появился новенький.
Сначала он его даже не заметил – ничего необычного, зачастую люди не сразу обращают внимание на то, что потом кардинально меняет их жизнь.
Рури рассказала о нем Кё на перемене.
- Странный какой-то, - озвучила она общий вердикт, неторопливо заплетая косичку на одном из густых хвостиков.
- А как его зовут? – не слишком заинтересовался Кё.
- Кен…Кен….Кен как-там-его, - засмеялась она, - я не запомнила.
Тогда Кё просто пожал плечами, одним Кеном больше, одним меньше – какое это имело отношение к нему?
А оказалось, самое прямое. Кен-как-там-его был высоким и очень бледным. А еще у него были черные до плеч волосы, тонкие брови и полуприкрытые тяжелыми веками глаза. От этого казалось, что Кен смотрит на всех оценивающе свысока.
Хотя, должно быть, так оно и было.
Однажды, когда Рури играла в волейбол с другими девочками из своего класса, Кен-как-его-там подкрался к Кё и бросил свой рюкзак на скамейку рядом:
- Привет, ушастик.
У Кена-как-там-его не было ушек. Кё постарался скрыть удивление, но получилось плохо. В их классе только парочка парней отважилась лишиться ушек, а уж у них с Рури детские признаки обещались продержаться до самой свадебной церемонии. Если б у Кё хватило духу о ней заикнуться.
- Привет, - осторожно ответил он, разглядывая нового знакомого. – Ты Кен….?
- Кен, - ответил тот и, приподняв штанину, почесал идеальной формы икру. Кё вздрогнул и едва смог отвести взгляд.
- А ты?
- Кайдо Кё.
Кен хмыкнул и вдруг, наклонившись, заглянул Кё прямо в лицо:
- А ты симпатичный, Кайдо Кё.
Это было по меньшей мере неожиданно. Мало того, что Кё всегда считался недоумком, так еще и сереньким мышонком. Его никто, кроме Рури, не называл симпатичным. Разве что мама и некоторые соседки, у которых были девочки.
- Спасибо, - растерянно ответил он, не зная, что сказать.
Кен снова хмыкнул, сплюнул на пол и шлепнул его по коленке:
- Есть кто-нибудь?
И тут Ке открылось нечто, о чем он не подозревал и не решился бы подозревать никогда – этот странный парень…заигрывал с ним. Трогал его своими большими руками, щупал ленивыми глазами, чего-то ждал в ответ.
- У меня есть девушка! – выпалил Кё и зачем-то указал на площадку.
Рури, стоявшая на подаче, отвлеклась и помахала ему рукой.
- Понятно, - Кен-как-там-его поднялся и небрежно закинул рюкзак на плечо. – Жаль.
Кё вдруг стало стыдно. Стыдно перед этим парнем, будто он сказал что-то не то, будто тот поймал его за каким-то непристойным занятием.
Вздохнув, он нерешительно поднял глаза:
- А что?
- А ты догадайся, - весело ответил Кен и вдруг совсем по-дружески потрепал Кё по макушке. – Симпатяга.
Кё долго смотрел ему в след, а вечером, когда они с Рури пошли гулять в парк, спросил, хочет ли она за него замуж. И видит бог, он хотел ответить совершенно другой ответ.
- Замуж? Так рано? – Рури очаровательно надула губки. – Ами-сан спрашивает?
- Да нет, что ты, - искренне испугался Кё. – Просто мы…то есть…ты и я…
- Кё? – Рури положила пухленькую ручку - у нее даже на локтях были ямочки – ему на плечо. – Ты хочешь…секса?
Слово «секс» напугало Кё так же, как если бы Рури сказала «тест по истории».
- Что ты! – дернулся он, будто собираясь рвануть прочь.
- А что? – Рури была на удивление спокойна. – Ты хочешь?
Это был тайный код подростков всего мира: «ты хочешь?»- «давай сделаем это!»
Кё нервно сглотнул и зачем-то кивнул.
На самом деле, он вовсе не был уверен, что хочет секса с Рури. Он совсем недавно начал мастурбировать, случайно открыв для себя удовольствие долгого душа или теплых простыней перед сном. Да, он и правда был недоумком, пацаны в раздевалке уже вовсю мерились длинами членов.
- Давай завтра? – Рури быстро перешла к делу. – Вместо школы, да? Когда мои на работу уйдут.
Он провожал ее домой, а она все щебетала про то, как классно будет прийти без ушей раньше Мии, которая полная дура и заносчивая идиотка.
У них не получилось.
Кё с самого начала знал, что не получится.
Вечером перед этим, он нашел в Интернете сайт с порно и кончил от одного вида картинки, на которой один парень держал во рту член другого. Это было странное, дикое и невозможно приятное ощущение. Кё кончил еще раз в душе, вспоминая увиденное, и еще раз перед сном, представляя, как Кен опускается перед ним на колени и …
Но Рури была настроена решительно. Сначала она лежала на спине, потом перевернулась на живот, потом встала на четвереньки.
- Ну давай же, Кё, я видела это по телеку.
Кончилось все позой «наездницы», как обозвала ее Рури. Она поднималась и опускалась на нем, тяжело дышала и все просила, что бы он трогал ее соски, совсем как «в телеке». Кё зажмуривался, смаргивая пот, попадавший в глаза, – Рури была такой горячей, такой мокрой.
Потом, когда все кончилось, и их тела покрылись мурашками, а щеки румянцем, Рури слезла с него, и Кё замер в ужасе, глядя на свой окровавленный пенис.
- Так…должно быть, - тихонько сказала Рури и расплакалась.
В тот день они долго отстирывали ее простыни и почти не разговаривали, чувствуя вину друг перед другом.
К удивлению Кё, вернувшись домой, он снова почувствовал возбуждение, опять потрогал себя, и наслаждение не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытал с Рури.
Ему стало страшно. Почти всю ночь Кё просидел в Интернете, искал информацию о том, что делать, если тебе нравится дрочить на мужские порно-картинки.
А к утру понял, что он, наверное, гей, и не смог глаз сомкнуть.
Места, где были ушки, страшно чесались. Мать, казалось, не заметила их отсутствия, а, скорее всего, просто решила, что время пришло, и перешила его брюки, избавившись от ненужных дырок для хвоста.
В школе они с Рури произвели настоящий фурор – оба без ушек, без хвостов, держась за руки. И только странный Кен из параллельного класса смерил Кё тяжелым взглядом и разочарованно покачал головой.
Кё разозлился: ему казалось крайне глупым, что реакция какого-то там малознакомого парня так злит и огорчает его – надо же, можно подумать, он должен был отдать свои ушки ему! Но не думать об этом не мог.
Он стал дрочить все чаще, просыпаться вялым и разбитым, возбуждаться просто от одной мысли, от одного слова «гей», скачал себе книжку Мисимы и, наконец, не выдержал и решил все рассказать Рури.
Разговор получился. Рури слушала, сложив руки на груди, будто боясь пошевелиться. Больше всего Кё боялся, что она отскочит от него с отвращением или, что еще хуже, расплачется и признается, что надеялась выйти за него замуж.
Но Рури не сделала ни того, ни другого.
- Так ты… - в ее глазах появился какой-то непонятный, жадный интерес. Она смотрела на Кё, будто видела его в первый раз. Потом не выдержала и потрогала его губы. – Знаешь, мы недавно были на концерте, там солист целовался с гитаристом… Ке, ты тоже будешь целоваться с парнем!
Кё оцепенел; он смотрел на Рури и чувствовал, как отпускает внутри напряжение и страх – за спиной будто крылья выросли. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, например, напиться, поцеловать какого-нибудь парня, чтоб Рури увидела.
Он только рассмеялся:
- Ты не обижаешься?
- Мне надо подумать. Да нет! Я пошутила! – Рури обняла его и тут же отпрянула.
- Теперь моя очередь, - Кё весь подобрался. – Мне Аки нравится! Ты должен узнать, нравлюсь ли я ему!
Кё одобрил выбор Рури, но она не одобрила его.
- Кен? – удивленно спросила она.
Кё даже подумал, что предложи он в качестве кандидатуры Такеши-Короля-Школы, она бы и то меньше удивилась.
- Мне кажется, я ему нравлюсь, - нерешительно ответил Кё.
- Ну, конечно, ты ему нравишься! – согласилась Рури. – Но он какой-то…какой-то…
- Странный?
- Не такой. Будь осторожен, Кё-тян!
- Я постараюсь, - пообещал Кё, не особенно надеясь, что ему удастся воспользоваться этой своей осторожностью. У него совсем не было решимости подойти к Кену – надежнее было спокойно смотреть на него со стороны и фантазировать о нем по ночам.
Все изменилось после весенних каникул. С началом нового года два параллельных класса расформировали, и Кё и Кен оказались в одном, чуть ли не за соседними партами.
Кен, должно быть, заприметил, что Рури ходила с другим мальчиком, смотрел на Кё открыто, призывно или как-то в этом роде. Кё избегал его, как только мог, но чувствовал, что надолго его не хватит.
- Эй, Кайдо! – они оказались наедине в подсобке спортзала. Кё торопливо рассовывал мячи по сеткам: баскетбольные, футбольные, волейбольные.
- Кайдо! – дыхнул ему прямо в ухо Кен. – Вот ты где!
Кё обреченно поднял голову и посмотрел в ставшие такими знакомыми полускрытые глаза:
- Ты чего-то…хотел? – голос прыгнул на последнем слове – получилось сипло и возбуждающе, Кё торопливо отвел взгляд.
- Ну да, - Кен подошел поближе. – Завтра контрольная по алгебре.
Он подходил все ближе и ближе, вряд ли стоило так приближаться, чтобы сообщить Кё о контрольной, о которой ему уже было известно. Но Кё даже не думал стоять на месте, пятясь к стене, волоча сетку с мячами за собой.
- Ну я и подумал, может, ты, - Кен прижал его к таблице спортивных снарядов, - поможешь мне…подготовиться?
Потом он без предупреждения наклонил голову и поцеловал Кё, нетерпеливо, напористо – трогал языком испуганно стиснутые губы, пока не заставил их открыться. Кё охнул и чуть не осел на пол – это был так чудесно, так странно и так хорошо, что все немногочисленные поцелуи, которые были в его жизни, показались ему подобием физических упражнений.
- М-м-м, - промычал ему в рот Кен, когда Кё рискнул ответить и пошевелить языком.
А потом Кен провел рукой по его груди, нащупал сосок, ущипнул его, и Кё неожиданно для самого себя запрокинул голову и застонал.
- Вот это да, - отстранился Кен и триумфально улыбнулся. – Я хочу тебя прямо сейчас, Кайдо. Ты только посмотри на себя, - он снова наклонился и старательно поработал над засосом под подбородком Кё, - какой ты аппетитный.
Кё только промычал что-то в ответ – у него стояло так, что он боялся пошевелиться.
- Давай сегодня, вечером, - Кен в последний раз чмокнул его в губы, легонько сжал между ног и ушел.
Чуть потерпев, Кё бросился прочь из подсобки, добежал до туалета, стащил штаны с трусами и кончил, забрызгав бачок унитаза.
Кен сводил его с ума.
Кё пошел к нему домой, познакомился с каким-то мужчиной, которого Кен представил, как своего дядю, вошел в просторную комнату Кена и потерял голову от жадных поцелуев. Они целовались до тех пор, пока Кё не принялся скулить от возбуждения. Кен поднялся, усмехнувшись, облизал губы и направился к стереосистеме:
- Сейчас будет самое интересное!
Из динамиков грянул какой-то рок. Кё сидел на кровати, непонимающе наблюдая, как Кен механическими, отработанными движениями достает упаковку одноразовых салфеток, снимает футболку, расстегивает пряжку ремня. Полоска трусов торчала над поясом его джинсов и Кё, уставившись на нее, почувствовал, как сжались его яйца – на его собственных брюках выступило мокрое пятнышко.
- Погоди-погоди, - горячо зашептал Кен, чуть ли падая перед ним на колени. – Я так тебя хочу.
Он заставил Кё откинуться назад, нетерпеливо, но очень умело, расстегнул ему ширинку, опустил брюки и задышал открытым ртом прямо над тем местом, где под трусами истекал член.
Кё охнул, замычал и кончил – капельки слез выступили в уголках глаз.
- Смешной, - вынес вердикт Кен и, деловито вынул обмякший орган, обтер салфеткой и взял в рот. От ощущений было почти больно.
- Нет, не надо, - попробовал отстранить его Кё, но Кен только нетерпеливо оттолкнул его руку и принялся сосать.
Это было восхитительно. Кё вспорхнул на небеса и оттуда свалился в самое пекло – было так горячо и так сладко, что он сам не заметил, как принялся стонать в голос. Кен попадал в ритм какой-то песне какой-то группы, которую Кё потом не смог слушать не возбуждаясь. Язык шевелился, губы причмокивали, голова двигалась вверх-вниз, Кё изгибался на кровати и дергал бедрами, а Кен, прижимаясь к краю кровати, торопливо двигал рукой у себя между ног.
Потом был оглушительный оргазм и Кё едва не задохнулся, мокрый, как после кросса и такой же обессилевший. Чуть позже он увидел, как закатились глаза Кена, он резко задышал, все еще не выпуская член Кё изо рта – слюна стекала по его подбородку – и замер.
- Ух ты, -Кен вытер рот и самого Кё. – Понравилось, малыш?
Кё покраснел так, что, казалось, румянец прожжет рубашку и скомканные брюки.
- Да.
- Ну вот, а ты не хотел, - чуть упрекнул Кен. Поднявшись на ноги, он подошел к ящику стола и вынул пачку сигарет:
- Будешь, - махнул он в сторону Кё.
- Нет, спасибо.
Музыка сменилась более медленной, грустной композицией, во время которой Кё, выбившийся из сил, просто лежал и смотрел на курившего Кена. Тот затушил окурок в кружке и плюхнулся на кровать:
- Какой-то ты не прикольный, Кайдо-кун, - критично оглядел он Кё.
Тот нахмурился, не понимая, обижаться ему или нет.
Кен тем временем потрогал дужку его очков, прядки челки и, наконец, мягкие мочки ушей.
- Давай сделаем тебе пирсинг?
- Пирсинг?
- Угу, - от Кена пахло сигаретами и кисловатым запахом, который, к своему стыду, Кё идентифицировал, как запах собственной спермы. – Сначала тут, - Кен коснулся пальцем мочки, - потом тут, - чуть повыше, -потом тут, - у хрящика.
Кё зажмурился от непривычной ласки.
- Хорошо, Кен.
Тот удовлетворенно вздохнул.
- Ну что, как там насчет алгебры-то?
А дальше все происходило так стремительно, что, в те редкие дни, когда Кё оставался наедине с собой, каждая новая сережка казалось ему таинственным знаком, подобно кругам, оставленным кем-то без чьего-то ведома. Он щупал серьги, будто вспоминая, откуда они взялись и что означали. На самом деле, никакого особенного смысла в них не было, просто определенные моменты в его жизни, сексуальной жизни, в частности, связанные с Кеном. И только с Кеном.
Этот роман, а Ке называл их отношения именно так, закружил его и унес прочь из обыденной школьной жизни куда-то, где были одни ощущения, прикосновения и самые банальные, знакомые каждому подростку, мечты.
Так хорошо жилось с надеждой, с верой, что все получится, что рядом будет кто-то, и нечего бояться в этом мире. И не страшно уступить в малом, когда обладаешь всем необходимым.
Рури счастливо улыбалась Кё каждое утро – ее фотография появилась на тумбочке в его спальне очень давно. Теперь, рядышком с ней, исподлобья глядел Кен, готовый стряхнуть пепел своей извечной сигареты.
Кё просыпался и засыпал в своей маленькой компании и был абсолютно, ненормально счастлив.
- Все должно окончиться красиво, - любила говаривать Рури, применительно ли к приближавшемуся выпускному балу или к своим долгоиграющим отношениям с бейсболистом Аки. Кё соглашался и вздыхал про себя, ему совсем не хотелось никаких перемен.
Почему? По какому закону всемирной подлости все должно меняться тогда, когда ты достиг крайней точки своего успеха? Как тебе все по плечу, а уверенности хоть отбавляй?
Жизнь играючи разносила замки на песке, как шальная волна, слишком далеко запрыгнувшая на берег.
- Как там твои экзамены? – спрашивала Рури, весело болтая ножками.
- Во вторник сдал документы, должны позвонить, - мрачно ответил Кё.
В прошлые выходные к нему приезжал дядя по отцовской линии – предлагал поучаствовать в семейном бизнесе и жутко разругался с матерью Кё, когда узнал, куда тот собирается поступать.
- Ты должен был объяснить, - наставительно повторяла Рури. – На этом тоже можно зарабатывать деньги.
Кё только кивал: на самом же деле, объяснять ничего не хотелось. Да и смысла большого не было – семейка Кайдо не собиралась спонсировать его обучение.
Хуже всего была реакция Кена. Тот просто высмеял Кё, заявив, что ненавидит всякого рода богему.
- Но я ведь не богема, - пытался отшутиться Кё. – Люблю саке, кушаю рамен. Какая я богема?
Но Кен был непреклонен и невероятно несдержан в последнее время.
- Что-то случилось?
- Ты мне мамочка, что ли?
Кё читал, что мужчины не должны так себя вести.
Правильно делать вид, что ничего не происходит – уважать чужую территорию и все такое. Но разве это плохо - просто спросить у близкого тебе человека, почему он грустный в последнее время.
Впрочем, Кен не был грустным. Он стал злым.
Рури надула пузырь жвачки и звонко щелкнула им:
- Как у вас с Кеном?
Кё пожал плечами и не ответил.
- Аки отправляют в военную академию, - Рури задумчиво смотрела вдаль, будто пыталась разглядеть очертания казарм. – Я решила, что не буду его ждать. Осуждаешь?
- С чего бы это? – Кё потянул четвертую серьгу в правом ухе. – Тебе в Европу ехать… Рури, ты только пиши, ладно?
Он с трудом представлял, как сможет долго обходиться без нее, а поведение его так называемого бойфренда в последнее время навевало еще большую тоску.
- Слушай, а ты уверен, что это с тобой не связано? Может, ревнует? – спросила Рури.
- К кому?
- А ты спроси! – уверенно посоветовала она. – Спроси-спроси, очень на то похоже.
Кё доверял Рури больше, чем кому бы то ни было. И, разумеется, спросил. Кен оглядел его с подозрением:
- На что это ты намекаешь?
Кё смотрел на красную чашку в его руках и внезапно, сам не зная почему, почувствовал страх. Что-то в позе Кена делало эту чашку похожей на какое-то оружие. Метательное, например. В мозгу промелькнули образы проломленного черепа, и Кё тряхнул головой:
- Ты какой-то агрессивный стал.
Кен щелкнул зажигалкой:
- И? Что ты там себе напридумывал?
- Кен…
Тот даже бровью не повел:
- Ты думаешь, все связано только с тобой? – он ткнул пальцем в Кё.- Похоже, у кого-то тут мания величия.
Никогда раньше Кё не замечал таких ядовитых, пренебрежительно-язвительных ноток в его голосе. Ему даже в голову прийти не могло, что когда-нибудь тот будет разговаривать с ним в подобном тоне. Обида придала Кё решительности:
- Полегче, Кен. Если у тебя проблемы, постарайся не решать их за чужой счет.
Получилось не очень, но, по крайней мере, он впервые попытался поставить Кена на место. Тот только усмехнулся и, швырнув окурок в урну, двинулся к Кё – его фирменный взгляд исподлобья казался убийственно холодным.
- Малыш, а не слишком ли ты обнаглел?
Припечатав Кё к столешнице, он схватил его за шею и, как в дурной мелодраме, поцеловал. Его дыхание, смесь табачной вони и кофе, выносить было невозможно. Кё постарался отодвинуться, хоть голову повернуть в сторону, но рука только сильнее сжала его шею.
- Не нравится? – хрипло прошептал Кен. – А раньше нравилось.
И правда, нравилось. Край столешницы впивался в спину все сильнее - Кё сделал парочку вздохов, и его едва не замутило.
- Отпусти.
- Ну чего ты, маленький? – Кен толкнул коленом ему между ног, устраиваясь поудобнее. – Хочешь, я сделаю тебе хорошо? – он принялся двигаться, вжимаясь прямо в пах Кё. – Ты ведь хочешь?
- Больно.
Никакого возбуждения не было, только дискомфорт, страх и раздражение, закипавшее внутри. Кё подумал, как глупо, наверное, сейчас выглядит, и дернулся, пытаясь освободиться. В результате Кен просто заехал ему коленом по яйцам.
- О, господи, - задохнулся от боли Кё.
- Какого хрена дергаешься? – наконец отстранился Кен.
- Да пошел ты, - просипел Кё в ответ. В ту минуту не было другого человека на свете, которого бы он так ненавидел.
- Сам иди, [цензура], - пихнул его в плечо Кен и неторопливо вышел из кухни.
Кё стоило постоять чуть-чуть, пока боль не утихнет, но оставаться в провонявшем сигаретами пространстве не хотелось так сильно, что он, превозмогая себя, доковылял до двери, вышел наружу и опустился на ступеньки крыльца.
Хотелось плакать. Очень сильно хотелось. И еще чего-то: не то разбить стеклянные вставки в украшении входной двери, не то мусорный бак перевернуть. Кё поднялся и направился домой.
Мать все так же строчила на машинке, смотрела какой-то вечерний сериал.
Кё пристроился в дверном проеме ее комнаты, наблюдая за размеренным покачиванием машинной педали.
- Мам?
- Я смотрю телевизор, сынок. Иди, кушай, - она прервалась и поправила иголку.
- А папа курил?
- С чего бы ему курить? – ее голова была опущена чуть дольше, чем требовалось.
- Да или нет?
- Не знаю, - тихо ответила мать и опустила руки на колени.
Ёй было больно, Кё сделал ей больно. В какой-то момент ему хотелось броситься к ней, опуститься рядом и, совсем как в детстве, обнять за коленку. Но он не смог. Просто скрылся в коридоре, привалился к стене и слушал, как она тихонько плачет. Кё ненавидел себя за то, что ему стало легче.
Кен два дня не появлялся в школе, Кё решил, что пришло время примирения. Можно было сколько угодно оправдываться перед собой, но смысл его действий от этого не менялся – он хотел помириться с Кеном, хотел снова заниматься с ним сексом, болтать, просто валяться на постели и слушать дурацкую музыку.
Кё приобрел пачку его любимых сигарет, пару банок содовой и отправился к Кену домой.
Его встретил дядя Кена, молча пропустил внутрь и долго возился, запирая дверь.
Кё всегда считал, что тот несколько странноват – ходил по дому в распахнутой рубашке, но манжеты были аккуратно застегнуты. Он остановился напротив Кё, и тому пришлось отвести взгляд, чтоб не таращиться на его обнаженную грудь.
- Будешь кушать, мальчик?
Кё почему-то передернуло.
- Не, спасибо, а где Кен? – быстро выпалил он.
- Вышел, - дядя подошел к столу, взял с тарелки кусочек мяса и закинул в рот. – Точно не будешь?
- Нет.
Мужчина смотрел на Кё, будто обдумывая что-то, – глаза были мутные, как если бы тот был пьян, но алкоголем совсем не пахло.
- Скажи, мальчик, а Кен тебя трогал?
У Кё покраснели даже пальцы рук. Он с трудом сглотнул образовавшийся в горле ком:
- Что?
- Ну как? Трогал тебя?
- Я пойду, наверное.
Дядя Кена улыбнулся – зубы у него были белые-пребелые, а десны кровились. Кё беспомощно посмотрел по сторонам, и его затрясло. Дом был полон какого-то потустороннего ужаса. На полу, прямо у его ног, растеклось и засохло какое-то желтое пятно, на столе валялись какие-то тряпки, и в раковине тоже.
- А Кен скоро вернется? – как можно ровнее спросил Кё.
- Не знаю, - тихо ответил мужчина. – Ты не бойся меня. Чего боишься?
Кё хотел сказать, что не боится, но не смог.
- Лучше скажи, а ты его трогал?
Это стало последней каплей – Кё уронил пакет и бросился к двери. Пусть потом ему будет стыдно смотреть в глаза Кену, пусть это был всего лишь пьяный "приумный"))-дядя, а Кен потом высмеет его, все равно, Кё едва ли не подпрыгивал от страха.
Пока он дергал трясущимися руками за цепочку, из кухни донесся слабый смешок, потом звон упавшей на пол ложки, или вилки, или ножа. Кё порывисто вздохнул, изо всех сил дернул дверь и рванул прочь из жуткого дома.
Он остановился только три палисадника спустя, присел на бордюрчик, уткнулся носом в колени. Ему хотелось смеяться, но он почему-то расплакался.
Слез было неожиданно много, они горчили и щипали кожу.
Кё раскачивался, сжимал сережки в ушах, но успокоиться не получалось.
И только когда вдалеке послышался упругий звон мяча и трескотня велосипедных звонков, медленно поднялся и побрел домой.
Ему хотелось позвонить Кену, но тот не брал трубку два дня. Кё просто отключил телефон, лег на кровать и заснул.
Говорили, что Кен заболел. За его дипломом пришел дядя - и показался всем абсолютно нормальным человеком.
Наверное, Кё был идиотом. Скорее всего.
И Рурин Аки подтвердил, что Кё идиот, когда тот блевал, перепив на выпускном и перекатавшись на чертовом колесе.
Рури предложила Кё отпраздновать вместе с ней и ее компанией. Он был не против, а ребята щедро делились припасенным саке.
И ему было весело, так весело, что не хотелось, чтобы тот вечер, с танцами и потасовками, не кончался никогда.
Кё целовался с какой-то девчонкой, показывал мини-стриптиз в лунапарке, прыгал через турникеты в метро и покинул школу, прославившись как самый бесшабашный парень их параллели.
Кен пошел к черту.
Перед Кё открывалась новая жизнь, в которой не было места мрачным парням с дурацкими замашками.
Он поступил в университет и больше не собирался быть недоумком.
Приятно было уехать из пригорода, да и в кампусе жить было гораздо веселее. Кё выбрал факультет традиционной живописи, пару дополнительных программ по дизайну, секцию по рукопашному бою в китайском стиле и очень надеялся, что первый год, самый сложный, пролетит незаметно.
Поначалу все было очень неплохо. Соседом Кё по комнате оказался робкий парнишка из провинции, красневший всякий раз, когда Кё позволял себе относительно крепкое словцо. На его тумбочке стояли традиционные фотографии счастливого семейства, и Кё почувствовал себя в безопасности.
Учиться было очень интересно, только вот общие предметы по точным наукам давались так же сложно, как в школе; но алгебра в университете называлась «высшей математикой», и Кё практически избавился от неприятных ассоциаций.
Не было никого, кто бы привлек его внимание или заставил насторожиться – все были люди как люди, Рури писала регулярно и, похоже, все-таки не собиралась бросать своего Аки, мама переживала разлуку без особенных проблем. В общем, у Кайдо Кё все сложилось как нельзя лучше.
Иногда, вымотанный за день, он приходил в свою комнату и лежал, слушая голоса за стенкой, считая минуты до прихода соседа. Ему не хотелось оставаться одному – пусть парнишка говорит о чем пожелает, по крайне мере, Кё не будет возможности думать о своем. Ему не хотелось ни о чем вспоминать.
Как-то, во время занятий по рисунку, пожилой профессор, всегда хваливший Кё, разнес его набросок в пух и прах. Заняв позицию у мольберта, он долго и со вкусом обсуждал недостатки работы, критиковал расположение теней, отсутствие перспективы и «общую плоскость линий».
Кё стоически вынес экзекуцию, но, смущенно шаря глазами по классу, наткнулся на любопытный взгляд какого-то парня. Тот откровенно разглядывал покрасневшего Кё, чуть нахмурившись, ловил каждое слово профессора. Кё разозлился.
- А мне нравится.
Голос раздался совершенно неожиданно, и Кё, собиравший рюкзак, не замечая ничего вокруг, вздрогнул и чуть не повалил мольберт.
- А ты кто такой? – строго спросил он незнакомца.
- Агацума Соби, - улыбнулся тот и протянул руку.- У нас с тобой еще и живопись.
Кё пожал руку и вновь занялся своими вещами. Не очень-то приятно говорить с человеком, ставшим свидетелем твоего унижения.
- Знаешь, ты б вот тут поправил чуть-чуть, - Соби ткнул пальцем на тень от сферы. – Объема и правда не хватает.
Кё молча кивнул. А еще он подумал, какими удивительно бестактными бывают люди: неужели этот парень не видит, что Кё неприятно его внимание?
Парень, похоже, действительно не видел.
Кё обернулся, упер в бока руки и демонстративно воззрился на своего собеседника:
- Слушай, обойдусь как-нибудь без твоих советов, ладно?
Тот спокойно улыбнулся и, потянувшись, распустил высокий хвост:
- Что плохого во мнении со стороны?
У Кё не нашлось ответа. А может, просто все злые слова испарились от этой доброй, обаятельной улыбки.
- Ладно, ты извини, если что, - уже серьезнее сказал Соби и ушел к своему месту, так и не дождавшись ответа.
Кё пришел в себя, покраснел еще сильнее, порывисто собрал рюкзак и выскочил из аудитории. Впервые с момента поступления он выставил себя полнейшим идиотом.
Навести справки в университете оказалось значительно легче, чем в школе. Как он помнил, во всяком случае.
Тут тебе отвечали просто, все было глубоко плевать, зачем ты спрашиваешь, но и цена знаний была невысока – студенты, в отличие от школьников, предпочитали правде слухи.
Сосед Кё ничего не знал об Агацуме Соби, кроме того, что два раза стоял за ним в очереди в буфете. Знакомые девушки из группы были более информированы.
Они рассказали Кё, что Агацуму с трудом зачислили из-за опоздания на завершающий экзамен, что он нелюдимый и, скорее всего, сирота, что за рисунки его постоянно хвалят, но из-за общих предметов, скорее всего, отчислят после первого же курса.
Кё преследовало дежа вю. Он вернулся к себе в смятении, ходил вокруг узкой кровати, сжимая и разжимая кулаки, и думал. Рядом никого не оказалось, никто не отвлек его от воспоминаний, никому не было дела.
Кё опустился на кровать и обреченно вздохнул: все повторялось снова.
И даже Рури не было, чтобы рассказать, спросить совета, выслушать опровержение. Ему было стыдно звонить ей в Париж из-за такой дурости. Да и денег свободных не было.
Кё вновь подскочил и бросился прочь из кампуса. Ему необходимо было прийти в себя.
Спустя восемь часов, когда комендант уже собирался запирать двери, Кё, покачиваясь, пробрался в пустой холл, предчувствуя похмелье. Он долго бродил по городу, потом нашел какую-то уличную забегаловку у вокзала, где и напился дрянного саке.
Держатель пятачка спросил, все ли у него в порядке, и Кё вновь почувствовал себя глупо.
В конце концов, что было особенного в короткой беседе после занятий? Многие студенты знакомились именно таким образом. И вовсе не обязательно после этого влюблялись в друг друга, трахались и делали друг другу больно.
Просто ни к чему не обязывающий треп.
В какой-то момент ему удалось убедить себя, и тревожное ощущение предопределенности перестало мучить его. Но все вернулось после пары минут над унитазом.
Кё сидел у раковины, глядя, как вода стекает по раскрытым ладоням, и понимал, что ему никуда не уйти. Ему, как никогда, хотелось, чтобы в этот момент ну хоть кто-нибудь из его прошлого оказался рядом, поднял его на смех, поглумился над его нелепыми мыслями. Но вместо школьных заводил или приятелей прошлое дохнуло тенью Кена, грязь, болью и обидой, которую Кё так и не сумел забыть.
Под утро их этаж остался без горячей воды, а Кё уже не было в кампусе. Он быстрым шагом шел в университет, абсолютно трезвый и решительный.
Кё не собирался просто так поддаться еще раз. Он намеревался переиграть судьбу.
Случай подвернулся очень скоро. На практикуме по живописи их группа отправилась в близлежащий парк, рисовать «объекты природы». От удушающей жары кружилась голова, у фонтанчиков с водой выстроилась целая очередь жаждущих, терпеть было невыносимо. Кё оставил свое место и добежал до ближайшей тележки мороженщика, раздобыл порцию щербета.
Когда он вернулся, рядом с его блокнотом восседал Агацума Соби и внимательно что-то рассматривал.
- Привет, - лучезарно улыбнулся он.
Кё едва не подавился лакомством, но быстро взял себя в руки. Время пришло.
- Привет, - осторожно ответил он и присел рядом.
- Как ты делаешь такой синий? – Соби не отрывал взгляда от кусочка неба на рисунке Кё.
- Ммм, - Кё сглотнул кусочек щербета. Пока что их разговор был абсолютно нормальным. – Ничего сложного на самом деле, - он указал на палитру. – Вот этого чуть-чуть, потом масла и еще чуть-чуть желтого. Некоторые добавляют охры, но слишком темный получается, по-моему.
Соби склонил голову набок, будто запоминая ингредиенты и последовательность их смешения.
- А тебе зачем? – спросил Кё.
- Сейчас покажу, - Соби поднялся, скрылся в ближайших кустах – Кё стало не по себе от мысли, что тот все время находился так близко, - и вернулся со своим блокнотом.
На нем красовался розовый куст, вполне живой и реалистичный, на одном из цветков которого сидела бабочка. Крылышки были пустыми и отказывались порхать.
- Синяя? – удивленно спросил Кё.
- Есть такой вид, - поспешно ответил Соби, будто оправдываясь. - Я тут попробовал, - он показал предыдущий лист, - не получается.
Кё с любопытством разглядывал идентичный рисунок, кусты были близнецами-братьями, только вот раскрашенная бабочка больше походила на аппликацию, чем на живое существо.
- Тебе надо поработать над техникой, - сказал он, добавив в тон совсем чуть-чуть надменности. Соби, к его удивлению, на нее никак не отреагировал. Вместо этого устроился поудобнее и приготовился слушать.
Кё отложил растаявшее мороженое, взял в руку кисточку и принялся объяснять.
Несколько минут спустя Соби, находясь в предельной концентрации, не глядя, достал пачку и закурил. Кё умолк на полуслове.
- Ты…не против? – поднял глаза Соби.
Кё заметил, что ресницы у Соби темно-коричневые, а не светлые, как бывает у натуральных блондинов.
- Да нет, - обреченно вздохнул он и достал из кармашка чупа-чупс.
Соби улыбнулся:
- У каждого свои пристрастия.
Он был просто невозможен, этот чертов Агацума Соби. Кё сам не заметил, как разулыбался, будто идиот.
- Ладно, ты меня не сбивай, - серьезно сказал он и вернулся к своему рассказу.
Уже стемнело, когда они покидали парк. Медленно брели, поглощенные разговором, а Соби все курил и курил. А Кё было все равно.
- Думаю устроиться в дизайнерское бюро, может, мебелью заняться, - делился своими планами он. – Это ведь тоже творчество.
- А живопись?
- Ну, будет для души. Надо сначала денег заработать, а потом уже рисовать. Только для себя, - убежденно ответил Кё.
- А ты куда планируешь? – с интересом спросил он Соби.
Тот пожал плечами:
- Еще не думал об этом, - в его голосе появилась неуверенность, похожая на ту, которая бывает у пожилых людей, не знающих, сколько еще им предстоит жить.
- Ну на что-то жить все равно придется, - практично заметил Кё.
- Конечно, - улыбнулся Соби. Он улыбался так легко, будто не было ничего, что беспокоило бы его. И улыбки эти страшно не сочетались с печальными глазами.
- Всегда можно найти работу, - сказал он, перестав улыбаться. – Если она будет нужна.
Кё хотелось там же, на том же месте спросить, какого хрена Соби имел в виду, но момент был упущен. Соби, подобно раковине с жемчужиной, захлопнулся, отделавшись одной из своих профессиональных улыбок.
Он достал телефон и посмотрел на дисплей:
- Знаешь, мне пора.
И Кё давно уже было пора, только он не заметил.
- Ты в кампусе живешь?
Он будто бы собирался его проводить.
- Да, а ты?
- Я живу за три остановки отсюда, - Соби огляделся по сторонам и вдруг как-то очень серьезно и сосредоточенно посмотрел на Кё. – Давай я тебя до остановки провожу.
Кё очень не хотелось выглядеть беспомощной барышней. Перехватив ножку мольберта, он взвесил ее в руке, как бейсбольную биту:
- Не бойся, я сам о себе позабочусь.
Выражение лица Соби смягчилось:
- А ты опасный тип, Кайдо-кун.
- Еще бы, - рассмеялся в ответ Кё. – Увидимся.
- До завтра, - ответил Соби так, будто видел будущее. Кё поспешил к остановке и, оглянувшись назад, расстроился – было что-то в фигуре Соби зловещее.
А он почти решил, что тот нормальный.
Ночью ему приснился отец, веселый и легкомысленный, он пил вино из маленькой чашечки и смеялся, как маленький ребенок. У детей не должно быть подобных воспоминаний о своих родителях, но Кё запомнил его именно таким.
Он проснулся и подумал, что мать любила отца именно за это. И что, к сожалению, он на него совсем не похож.
Рури называла Кё занудой, особенно в некоторых вопросах. Но разве зануды могут связаться с кем-то вроде Кена или Соби? Нет, Кё не считал себя занудой.
Просто он был недоумком. Да еще и невезучим к тому же.
Соби словно планировал их встречу, и, вполне вероятно, так оно и было. Они неожиданно возник в буфете и сел за стол Кё.
- Привет, - выглядел он уставшим и каким-то отекшим, словно рыдал ночь напролет.
Кё сосредоточился на своем завтраке – он нутром чуял что-то неправильное.
- Я хотел тебя попросить кое о чем, - Соби достал из кармана ключ. – Это от моей квартиры.
- С чего это? – мгновенно взвился Кё.
Парочка за соседним столом обернулась на них.
- Просто…я уезжаю, - взгляд Соби стал умоляющим. – Мне нужно будет уехать на пару дней. Ты не мог быть зайти как-нибудь? Проверить?
Кё стало стыдно. Если Соби на самом деле был сиротой – ему просто некого было попросить. И, должно быть, Кё внушал доверие, раз Соби решил дать ему ключ.
- Хорошо, Соби-кун, - смущенно ответил он. – А ты надолго?
- Максимум на неделю, - Соби вздохнул с облечением и вернулся в свое обычное, нечитаемое расположение духа. – Спасибо тебе.
- А конспекты?
- Это было бы здорово, - после таких слов люди обычно изображают радость, что получат то, о чем стеснялись просить. Но в случае Соби получилось как-то натянуто.
- Ладно, я притащу к тебе тетрадки.
В голову Кё пришла шальная мысль – что, если порыться в вещах Соби, пока того не будет? Может, он узнает что-нибудь, что окончательно подтвердит или развеет его сомнения.
- Спасибо, Кё, - легко коснулся его плеча Соби, потом поднялся и ушел, оставив Кё наедине с его планами.
Кё не решился пойти к Соби тем же вечером – всякое бывает, может, он никуда и не уедет, а визит без причины выглядел бы подозрительно.
Всю ночь он пытался бороться с охватившим его нетерпением – это было вовсе не предвкушение, какое бывает перед праздником или в ожидании подарка, скорее, нечто похожее на зуд охотника, которому не дает покоя упорхнувший в прошлый раз тетерев.
Соби был странным, а значит, в его доме можно было найти все, что угодно. Может, разумнее было бы воздержаться от обыска, оставить человеку его тараканов, но Кё хотел удостовериться - сам не понимая, в чем.
Квартира была совсем крошечной – Кё потоптался в подобии прихожей, откуда было видно подобие кухоньки и закрытую дверь, должно быть, подобия ванной. Гостиная, она же спальня, оказалась самой большой комнатой, и в ней было огромное французское окно, да еще и балкон. Кё восхищенно оглядывал богатство, за которое в элитных многоэтажках берут отдельные деньги.
Обстановка была очень скромной, аскетической в самом плохом смысле этого слова. Кё просто поверить не мог, что молодой человек его возраста может обходиться таким минимумом удобств. Потом он вспомнил кое-что и замер, вздохнув – а ведь правда, от всего веяло какой-то приютской убогостью, бедностью казенного дома. Ему стало жаль, что Соби вообще пришлось жить в таких условиях.
Он начал осмотр с ванной – понюхал одеколон и попытался вспомнить, как пахло от Соби, но запах, наверное, был слишком легким и быстро выветривался. Полотенце было маленьким – в такое не завернешься. Кё покраснел и тут же задумался о том, как Соби сушит свои волосы.
Под кроватью, не узкой и не широкой – какой-то полуторной, будто специально созданной для кратковременного лежания вдвоем, но неприспособленной для сна двух человек, – оказалась аптечка. Кё нашел ее странной: море таблеток, половину которых он знал, как обезболивающие средства, связки бинтов и пакетики ваты, бутылочки антисептиков и хрустящие упаковки пластырей, перетянутые резинками. Он даже думать не хотел, зачем Соби весь этот мини-травмпункт на дому. У него самого даже активированного угля не было – о чем он очень сильно жалел с похмелья.
В холодильнике было пусто, даже слишком пусто, чтобы подумать, будто Соби освободил его перед отъездом. Ни засохших овощей в поддоне, о которых все обычно забывают, ни консервов, ни банок с домашними вареньями, как нижних полках у Кё дома. Он увидел только пачку масла, картонку из-под китайской еды с остатками риса и пустую пластиковую тарелку, в какие обычно запаковывают готовый рамен. Ему самому захотелось есть, глядя на эту зияющую пустоту. Где-то в голове привычно отложилось: сходить в магазин. Кайдо Кё был самостоятельным ребенком и, если мама вдруг забывала что-то купить, сам шел за продуктами. Еще со школьных времен.
Шкаф был его последней остановкой. Кё некоторое время посидел на кровати, посмотрел на дверь, будто собираясь духом. Потом медленно приблизился к заветной дверце и замер, услышав какой-то шорох снаружи. За окном одновременно закричали коты, не поделив, должно быть, территорию. Кё шумно сглотнул и совершенно по-новому пожалел, что у Соби нет даже магнитофона – бурчание радио успокоило бы его нервы.
Кроме вешалок с одеждой, шкаф был набит какими-то коробками и пакетами. В принципе, вещей было много, но Кё хранил в общежитии столько же, а ведь там был далеко не весь его гардероб. Он вздохнул и подвигал вешалки: рубашки, отглаженные, видимо, из химчистки, брюки – тут Кё опять почему-то покраснел – пара галстуков нейтральных тонов, осеннее и зимнее пальто. Одежда была недорогой, но явно не поношенной – Кё испытал облегчение.
В коробку с нижним бельем Кё заглянул только на минуточку и предпочел там ничего не рассматривать. Носки его тоже не заинтересовали. Последней оставалась глубокая коробка, немилосердно затолканная в самый дальний угол самой верхней полки. Кё едва дотянулся до нее - все же Соби существенно превышал его в росте. Внутри лежала черная папка на веревочках, игровая приставка странной системы, которая не была знакома Кё, и старенькое, но аккуратно сохраненное кимоно на мальчика лет пятнадцати.
Это и было главным сокровищем Агацумы Соби. Кё знал наверняка.
Расположившись на полу, он начал с папки: погладил потрескавшиеся бока, потрогал заморившиеся веревочки, будто впопыхах завязанные неряшливым узлом. Пыли не было – значит, Соби регулярно открывал ее. Кё оставалось надеяться, что тот не обратит внимания на узел.
Папка была битком набита рисунками. От восхищения Кё даже оцепенел, не в силах сообразить, с чего начать. Там были карандашные наброски животных, природы – горы и скалы, водопады и озера. Может, Соби рисовал то место, где вырос? Кё рассматривал очертания вершин: место было определенно знакомым, только вот вспомнить не удавалось. Потом появились знакомые образы – бабочки порхающие, бабочки, сидящие на краю чьей-то пепельницы, бабочки на спине, дрыгающие лапками. Кё посмотрел и поежился, казалось, еще чуть-чуть - и в углу картинки появится рука с иглой, вонзит ее в маленькое тельце. Они казались такими живыми. У Соби определенно был талант, только вот рисунки все оказались черно-белые. С цветом было не так благополучно. А потом появились портретные зарисовки. Их было особенно много, и изображали они одного и того же человека – сначала мальчика лет тринадцати, потом юношу постарше. У него были задумчивые, глубокие глаза и невероятно изящные линии лица. Необычная красота, такую принято было называть андрогинной, но Кё бы сказал – бесполая. Такое лицо могло принадлежать неземному существу, как у христиан, ангелу ли, демону, ожившему духу. Он так увлекся разглядыванием рисунков, что даже разложил их вокруг себя, передвигал, менял местами, выстраивая подобие хронологической или физиологической последовательности. Лицо взрослело и молодело, расцветало едва заметной улыбкой и темнело усталыми морщинками. Но больше всего этого Кё тронули те чувства, которыми были полны рисунки. Он ощущал их, как художник, – любовь, нежность, тоска. Где-то Соби явно рисовал украдкой, словно торопясь успеть, прежде чем его застанут. На другом рисунке только любовался, как чеканно выглядит почти идеальный профиль. А местами просто гладил карандашом непослушные волны темных волос, трогал загнутые ресницы и шерстку на ушках. Кё даже пожалел, что рисунки были не цветными – ему до смерти хотелось узнать, какого именно оттенка кожа у незнакомца, волосы и глаза.
У Соби была почти идеальная модель – мечта любого художника. Но что-то не давало покоя Кё. От человека на рисунках веяло каким-то холодом, будто лед, что внутри, пробивался наружу сквозь все эти тонкие улыбки и уклончивые взгляды. Да и ощущение от портретов было схожим – мимолетно тревожным, ищущим, тоскующим.
Настроение у Кё испортилось. Он аккуратно сложил листы в папку, так же небрежно завязал веревочки и, не первый раз за вечер, подумал, что не стоило ему, наверное, смотреть это, рыскать и вообще приходить к Соби.
Он будто приобщился к чужой жизни, и теперь она сделала его частью себя.
Вознамерившись наполнить пустой холодильник, Кё вернулся в квартиру Соби, навьюченный сумками, как маленький ослик, на котором по легенде передвигался бог плодородия.
Он решил не покупать чего-то скоропортящегося, ограничившись самым необходимым. А внутри вдруг застыл с пакетами наперевес, ощущая себя крайне глупо.
Кто он был Соби? С какой стати он должен переживать, ест тот или нет?
Кё потоптался на месте, отчего-то смущенный своим глупым порывом прийти сюда и не менее нелепым желанием бросить все и убежать. Потом он решил, что просто делает доброе, что-то вроде благотворительности – успокоив себя таким образом, он разулся и привычно направился к холодильнику, уже прекрасно ориентируясь в чужой квартире.
Закончив с раскладкой пакетов и упаковок по полкам, он вернулся к своему рюкзаку, перенес его в центр комнаты и уселся у подставки, выполнявшей у Соби роль импровизированного стола. Вынув тетрадки, принялся пролистывать лекции, закладывая нужные места, и так увлекся, что не услышал, как в замке скрежетнул ключ.
Соби застыл на пороге - Кё поднял глаза и покраснел так, что почти засветился в полумраке.
- Кё?
Было так стыдно, хотелось не то что провалиться под ровный пол комнаты, но закопаться поглубже, под самый фундамент.
- Прости, Агацума-сан, - Кё подскочил, попытался собрать сразу все и в результате уронил большую часть на пол, зацепился ногой о лямку рюкзака и чуть было не растянулся во весь рост. Судя по площади комнаты, его голова лишь на метр не достала бы носок Собиных кроссовок.
- Ничего-ничего, - Соби выставил вперед руки и шагнул, не то собираясь его поймать, не просто блокируя единственный выход из помещения. – Все нормально, Кайдо-кун.
Кё замер и опустил голову:
- Я принес тебе конспекты.
- Спасибо тебе большое, - Соби неторопливо разулся и направился на кухню. – Могу я предложить тебе чаю? Кушать, к сожалению…
Внезапное молчание красноречиво свидетельствовало, что запас еды обнаружен.
- Кё…
- Прости, Агацума-сан, я подумал…то есть…ничего такого….
- Это ты меня извини, - смутился Соби в свою очередь. – Принимать гостей с пустым холодильником...
Мало того, что он не разозлился, еще и извиняется, что не подумал о постороннем человеке, которому вздумается припереться без его ведома. Кё ошарашенно покачал головой.
- Я там купил кое-что.
- Очень мило с твоей стороны,- Соби нырнул в холодильник.
- Нельзя же рисковать здоровьем потенциального гения, - ляпнул Кё и тут же зажал рот рукой.
Соби выглянул наружу и широко улыбнулся:
- Ну и хорошо, как насчет ужина?
Кё вновь охватил иррациональный стыд – еду-то купил, а приготовить ничего не додумался. Мгновение спустя он открыл рот, чтобы возмутиться, но Соби опередил его:
- Как насчет лазаньи?
Лазанью Кё пробовал единожды, разогретую в вонючей микроволновке школьной столовой. Это была сказочная заграничная еда, немножко сыроватая внутри.
Соби закатал рукава и захлопал дверцами шкафов, извлекая муку, соль и что-то еще, еще, еще.
- Что нового, Кайдо-кун?
Кё рассказывал ему последние новости, только вот порадовать Соби было нечем: он вдруг понял, что все время думал только о нем, да так много, что ничего вокруг и не заприметил.
Между тестом и начинкой разговор плавно перешел на него самого. Кё говорил о своих планах на будущее, о любимых художниках, о кино и музыке.
Соби поставил блюдо в духовку и засек время на таймере-груше.
- Пойдем на балкон?
В ночном воздухе разливался приятный запах печеного. Соби ловко подхватил волосы в высокий хвост и достал сигарету – из кармана свесился хлястик телефонной держалки.
Он смотрел на Кё с озорным любопытством, а тому казалось, что если нарисовать Соби вот так, с отблесками огоньков в волосах, не будет портрета красивее.
- Я, наверное, пойду, - отрешенно произнес Кё. Он где-то слышал, что иногда красота истощает, да так, что находиться рядом невыносимо. У Соби была своя жизнь, лазанья в духовке, неизвестный парень, которого он так талантливо рисует, и роскошный вид на Токио.
А Кё забрался внутрь, движимый своими глупыми подозрениями, и теперь стоял, боясь коснуться перил, как бедный родственник, который ожидает отповеди в любую минуту.
- Оставайся, лазанья почти готова, - после паузы ответил Соби.
- Комендант корпус закроет, - сделал еще одну попытку Кё.
- А ты с ночевкой, - бычок полетел и приземлился где-то внизу. Соби сложил руки на груди. – Я уступлю тебе кровать.
И Кё остался, где-то глубоко в душе понимая, что остается, быть может, очень надолго.
Укладываясь спать, Кё долго ворочался, то сминая, то подбивая подушку.
- Соби-кун?
Соби устало улыбнулся со своего места на полу.
-Я все хотел спросить…Можно?
- Конечно, - в голубоватом свете дисплея его лицо было необычно бледным.
- А ты откуда? – Кё устроился поудобнее, положив голову на локоть.
- Из Хаконе, - Соби хлопнул крышкой телефона и вытянулся на футоне.
- Нет, я вообще… - Кё смотрел и смотрел, пока глаза не устали.
- Оттуда же, - последовал тихий ответ, и наступила тишина.
Кё засыпал на неудобной кровати самого странного и нормального человека, которого он только знал, вдыхал тронутый запахом табака воздух и был почти счастлив.
- Подпись автора
В жизни всё обыкновенно...так круто не бывает...
Нет, не потерю хвоста и ушек. Но очень близко! 
спасибо заранее))
